goshkin

Зорик прибежал ко мне утром довольный, выспавшийся. Лежим, обнимаемся, что-то обсуждаем. Разговор заходит про письменные столы, и Зорик говорит мне, что он ему не нужен. Я обьясняю, что сейчас не нужен, а в следующем году понадобится: что возможно он следующей осенью пойдет на математику, и ему придется дома делать домашнее задание на письменном столе.

Зорик мне на это отвечает: "я не хочу ходить на математику. Нет, я не пойду."

"Почему?" -- удивляюсь я.

"Я уже делал домашнее задание один раз, и мне не понравилось."

Смеюсь, обнимаю, он меня тоже обнимает и гладит. Говорим друг другу, как мы сильно-сильно-сильно-сильно-сильно друг друга любим.

"Зорька, я тебя всегда-всегда люблю и буду любить," -- напоминаю ему я. "Даже когда я на тебя сержусь, я тебя все равно очень-очень-очень люблю."

"А почему я не могу на тебя или на папу сердиться?"

"Ну почему не можешь? Можешь." -- смеюсь я -- "Но зачем? Сердиться -- это не очень приятно. Мне не нравится, когда я сержусь на тебя."

"А зачем ты сердишься, если тебе не нравится?" задумчиво спрашивает Зорик.

"Зорик, Зорик, Зорик," -- зацеловываю его я -- "у тебя голова так настроена на логику. Тебе точно надо на математику!"