goshkin

Недели три назад у детей в школе были parent-teacher conferences. Это местная замена "родительскому собранию" времен нашего детства: возможность родителям пообщаться с учителями, но не при всех, а наедине, чтоб услышать честные отзывы про своих детей. На все совещание отводится всего пол часа. Впрочем, с Миркой этого оказалось более чем достаточно -- учителя и я пели в четыре партии (две учительницы, одна помощница и я) дифирамбы кое кому. А вот с Гошей пол часа уже казались в обрез: надо и про его успехи в разных предметах обсудить, и про общие какие-то вопросы.

Под конец я подняла волновавшую меня тему: за пару дней до этого Гоша мне рассказал, что некоторые дети в классе ему подстраивают мелкие неприятности. Я была не уверена, что по этому поводу делать: с одной стороны неприятности действительно совсем мелкие -- такие у всех в детстве бывали; с другой -- ну может учителям все равно лучше знать. Они заверили меня, что конечно им надо рассказывать, и как можно скорее после того, как про это узнаю я; что у них есть методы борьбы (которые не отразятся никак на Гоше). Например: банально пересадить детей, причем нескольких сразу или даже всех, чтоб никто не знал, что это делается из-за какого-то инцидента.

Разговор немного затянулся, уже сами учителя давали идеи, как и что будут делать. В результате из класса я вышла на пять минут позже, чем положено. Там уже ждала следующая семья: папа, одетый в строгий бизнес-костюм, и мама -- бизнес кажуал, но заметно дорогое и сидящее по струнке. Я улыбнулась и поприветствовала их.

"Твоя конференция началась позже?" -- спросила меня мама.

"Гм?" удивилась я: "нет, вовремя."

"Ты отняла у нас пять минут времени!" гневно сказала мне мама, постучав пальцем по наручным часам.

Я стояла растерянная и сбитая с толку, с застывшей улыбкой, так и не найдя, что ответить. Она резко развернулась и пошла в класс.

Когда я села в машину, у меня было ощущение, что меня облили помоями. Я успокаивала себя, повторяя, что это же мелочи. Но удивительно, насколько вот такая мелочь может заставить почувствовать себя так гадко. У меня даже немного тряслись руки. Да, я так и не научилась справляться с обидчиками; со временем, из-за неиспользования, все навыки этого, что были, и вовсе похоже растаяли.

Умом я прекрасно понимала, что расстраиваться не из-за чего -- ну что мне эти несколько слов? И ведь формально та мама была права -- у них действительно оставалось меньше времени из-за меня, если только они не займут время тех, кто после. Я даже подметила иронию того, что вот я рассуждала о том, как может Гоше и не плохо испытывать хоть какие-то очень мелкие подколки от одноклассников, чтоб он научился с ними справляться, а сама-то, сама! Но все это умом, а эмоции все равно не улягались. Я позвонила Игорю, рассказала ему, и только получив его поддержку, немного успокоилась.

Я ехала обратно на работу и думала, что вот это, наверное, и есть проявление какого-то снобства или поведения богачей. Про "богачей" тут непридумано: мы были у той семьи дома два года назад -- они нам тогда рассказывали, как им повезло, и как они купили свой дом гораздо дешевле, чем думали, что такой дом можно купить в такмом месте. Я тогда не выдержала, и дома из любопытства полезла посмотреть стоимость дома. Три миллиона с четвертью. В принципе, действительно довольно дешево, если учесть какой он большой, да еще и с садиком и гаражом, и в каком месте. Но все-таки забавно, когда кто-то говорит про три с полловиной миллиона как "дом по дешевке." Да, так вот я уже в уме перебрала -- что может мы им тогда не понравились? Может они все-таки смотрят на нас с высока за то, что у нас нет дома за три миллиона (или два или даже один)? Может я им кажусь простушкой, и им досадно, что их дети учатся с детьми таких, как мы? Может эта мама, выросшая на Бикон Хилле в Бостоне (самый старый и дорогой район. Наверняка ведь из "old money", учитывая еще и в частной школе училась), замужем за этим папой -- директором небольшого инвестмент-фонда -- смотрят на нас сверху вниз. Я думала, как она наверняка даже и не заметила нанесенную обиду. Ну и пусть. Это они снобы. А мы будем держать голову гордо.

Приехав на работу, я открыла свою почту. И там увидела письмо от Энн -- этой мамы -- с заголовком "I'm very sorry." В письме она чистосердечно извинилась за свои слова. Сказала, что они волновались по поводу сына и того, что хотели обсудить, но что это, конечно, не извиняет ее поведение. И еще раз попросила извинить.

И как-то от этого мне стало так тепло. Я ответила ей, конечно, сразу же, с благодарностью за письмо, и с тем, что я понимаю и прощаю, и что извиняюсь, что действительно моя встреча затянулась. Она еще раз извинилась и поблагодарила в ответ. И я подумала, что может быть на самом деле "old money" -- это наоборот не снобство, а вот именно такое достоинство: умение замечать и признавать свои ошибки и извиняться и принимать извинения.

У нас сегодня был домашний обед в честь еврейского Нового Года. Игорь и я налили себе вино, а детям -- сок. Мы решили по очереди высказать свои пожелания на следующий год.

Первым шел Гоша. "Я хочу", сказал он, -- "чтобы все были живые, довольные и были safe." У меня сердце застучало от такого тоста. "У меня есть идея", -- сказала Мирченка, -- "чтобы в нашей семье все были дружные."

Следующей была очередь Игоря -- и он присоединился к детским пожеланиям, потому что они уже забрали все лучшие идеи. И я -- что могла сказать я кроме того, что сказали малышки? Разве что, кроме жизни, здоровья, счастья и любви и дружбы, пожелать еще нам с Игорем, чтоб дети и дальше забирали у нас лучшие идеи, чтоб они были лучше нас.

И вам всем мы желаем того же -- жизни, быть довольными и быть safe! Shana tova umetukah.

Кстати про Гошину инженерную смекалку: он остается верен и своей первой любви -- электричеству и лампочкам. Мой дедушка Миша мне сегодня напомнил о том, как Гоша похож на него (Гошин прадедушка Миша -- электрик, причем таких, каких мало -- у него просто золотые руки, которые могут починить и сделать практически все, а уж по части электрики -- так и совсем абсолютно все).

Вот иллюстрация: мой брат Вадик и его жена Талия месяц назад купили дом. Дом в замечательном районе, но в довольно разбитом состоянии -- там потребуется много работы (но и это отлично -- у них будет ровно такой дом, как им хочется). И вот когда мы были в Калифорнии, мы пошли этот дом посмотреть. Гоша по дороге заснул, так что зашел едва проснувшись, еще не совсем отошел ото сна. И меньше, чем через две минуты откомментировал что видит: "дядя Вадик, я вижу, что вы еще не закончили ремонтировать ваш дом." "Верно, а как ты определил?" "А я вижу, что вы розетки еще даже не доделали."

И правда, приглядевшись, я увидела, что розетки во многих местах не были покрыты крышками, а так и стояли оголенные. Но чтоб я сама такое заметила? Да меня там в доме хоть на две недели оставь, и я возможно не замечу. А у электрика глаз наметан на самое важное.

Гоша сейчас спит под красным пуховым одеялом -- тем самым толстым и теплым одеялом, которым укрывалась я в детстве в гостях у моих бабушки Лиды и дедушки Миши. По вечерам я принимала ванну -- сидела в ней долго-долго, играясь с пеной, наслаждаясь теплотой и слушая гул колонки для горячей воды. Мне нравилось заглядывать, как в ней горит огонь, как она сама источает тепло. Потом, разнеженная и разомлевшая, со сморщенными от воды пальцами, я вылазила и, ежась, выбегала в коридор. Бабушка одевала на меня свой халат, а в большой комнате меня уже ждала приготовленная дедушкой раскладушка с этим пуховым одеялом. Оно казалось необьятно большим и сначала служило мне и как матрас и как одеяло -- сложенное вдвое оно было лучше любой королевской перины, и я до сих пор помню в подробностях как приятно было полностью погрузиться на одну половину, накрывшись другой и приткнувшись поближе к сложенному краю.

В большой комнате со мной спала прабабушка Маня, и ночью я просыпалась и слушала, как она дышит во сне. Иногда ее не было слышно, и я вдруг пугалась тишины, вставала, на цыпочках подходила к бабушке Мане, уверялась, что все хорошо, что она спит, целовала ее, и юркала обратно на свою пушистую раскладушку. Потом я однажды с удивлением обнаружила, что вдвое одеяла больше не хватает, что теперь его надо использовать только для укрывания, но и так оно было роскошно.

Я рассказала это Гоше сегодня, пока доставала красное пуховое одеяло из пакета. Мы не пользовались им раньше, потому что я хранила его как память -- как часть уже ушедшего, но все еще такого дорогого детства. Но такие вещи должны не храниться, а быть использоваными, укрывать и обогревать новых детей и наполнять их новыми светлыми снами. Я и забыла, какое оно тяжелое и толстое, и как приятно провести рукой по его сатиновой поверхности.

Гошка счастливо улыбался, когда я укрыла его этим одеялом. Впервые за многие месяцы он не попросил, чтоб я лягла рядом с ним. Наоборот, после того, как я закрыла его по плечи и поцеловала на ночь, от него не было слышно и звука. И вот сейчас он спит, обогреваемый одеялом из моего детства.

А Мирочка укрыта вдвое сложенным Гошиным пуховым одеялом. Его я купила три года назад. Тогда тоже начинались рождественские распродажи, как и сейчас, и я, замерзшая и уставшая, купила его в каком-то магазине, думая, что хоть все журналы и не рекомендуют укрывать ребенка одеялами, но может Пухтыш будет лучше спать, если ему будет тепло. Cпать ночью он лучше не стал, но я закутывала его в это одеяло и выносила получившийся большой сверток на улицу или на балкон в коляску, где он спал уютно согревшись несмотря на окружавшие его сугробы по метру высотой. Потом, через год, из этого одеяла няня Тамара делала ему "гнездо" в коляске, и он тоже спал на улице днем при любой погоде. Иногда я приходила домой и видела на балконе обледеневшую, занесенную снегом коляску, внутри которой, укрытый пуховым полотенцем и одетый в подаренный бабушкой Ирой теплый костюм, спал посапывая Гоша. Просыпаясь, он открывал глаза и улыбался мне, но не спешил вытаскивать ручки из теплого кокона.

В прошлом году мы читали с Гошкой на диване внизу, в большой комнате, укрывшись и прижавшись друг к другу, и я думала, что внутри меня уже живет, уже растет еще один новый человечек, пока еще неизвестного пола. А теперь этот человечек лежит укрытая голубым пуховым одеялом с белыми снеговиками и голубым же бывшим Гошиным одеялком сверху, для пущей теплоты, и я надеюсь, что ей тоже снятся теплые сны.

Cпите, мои детки. Набирайтесь снов, набирайтесь здоровья, счастья, ума и сил. Я расцеловываю их опять и опять, но только мысленно сейчас, чтоб не разбудить. Тссс! Cпокойной и теплой ночи всем.

Да, так вот Гошкин немного вялый сегодня от простуды, мы специально его на гимнастику не повели, и вечером никуда из дому не выходили, чтоб не переутомлять. Он днем неплохо поспал, но все равно зевал, сам говорил, что сейчас посмотрит мультики про Чебурашку и Крокодила Гену и будет купаться, молоко и спать. Игорь его покупал, я одела, намазала мазью, дала лекарство от кашля, и уже вроде готовы все укладываться -- он сонный, недовольный жизнью, сам не знает, чего хочет, то есть просит, то еще что-то, а пить чай или воду или даже сок отказывается.

И тут Игорь решил положить Гошкины брюки на место, потянул ящик, а он не открывается. "Ой-ей-ей, кажется надо чинить. Пойду за инструментами." Вы бы видели, как Гошкин сразу изменился. Куда только делись сонливость и болезненность. Все, сразу в движении, схватился, нашел отвертку, сказал, что будет помогать чинить. Когда Игорь принес ящик с инструментами, Гош в нем закопался, и до сих пор папе активно помогает, хотя с ящиком уже все впорядке. Cейчас они даже обучением занялись: Игорь попросил Гошку из трех гвоздиков треугольник сложить. В общем будем знать, лучшее лекарство -- дать ребенку что-нибудь починить.